Императорский Александринский театр

Со времен Александра III, подчеркнуто ценившего все русское, посещать Александринку, прежде всего в бюрократической среде, стало необходимо. Бывал в театре и Николай II, один или с дочерьми, предпочитая пьесы, нам неведомые: «Старый закал», «Друзья-приятели», «Через край», «Семья», «Ассамблея». Вообще же говоря, «верхи», особенно гвардейские офицеры, предпочитали Александринке балет и спектакли французской труппы Михайловского театра.
Публика партера и лож – чиновники, солидные предприниматели, литераторы, адвокаты. В местах за креслами, в верхних ярусах лож, на балконе и галерке – интеллигенция, средние чиновники, среднее купечество – обычно целыми семьями. Верхние ярусы и раек – территория студентов и курсисток. С 1880-х годов любимцами александринской публики были Мария Савина, Владимир Давыдов, Константин Варламов и Варвара Стрельская.
Основа репертуара – русская классика: «Горе от ума», «Недоросль». На первом месте по числу представлений был гоголевский «Ревизор» (в 1882–1917 годах прошел в разных постановках 239 раз). Не сходил со сцены Тургенев: «Месяц в деревне» (62 раза), «Провинциалка» (31 раз). На сцене шло 47 пьес Островского, чаще всего «Лес», «Волки и овцы», «Горячее сердце» (76 раз), «На всякого мудреца довольно простоты» (96 раз), «Не в свои сани не садись», «Правда хорошо, а счастье лучше», «Светит, да не греет». Ставили Льва Толстого: «Плоды просвещения» (78 раз), «Власть тьмы» (19 раз), «Живой труп» (149 раз). Самая чеховская пьеса – «Вишневый сад» (1905 год – 36 раз, возобновление в 1916-м – 17 раз). Хорошо были приняты публикой «Три сестры» (23 раза). Шекспир по количеству представлений занимал важное место (9 пьес, 224 раза). Но чаще всего ставили «легкие сочинения» любимца Марии Савиной Виктора Крылова – 125 пьес.
В эпоху революционных изменений в русском театре, связанных с Константином Станиславским, а потом Николаем Евреиновым и Всеволодом Мейерхольдом, Александринский театр оставался эстетически почти неизменным. Сюда ходили на знаменитых артистов, режиссерских чудес не ожидали. Это был не театр перевоплощения, а театр представления. И хотя директора императорских театров Сергей Волконский (1899–1901) и Владимир Теляковский (1901–1917) пытались обновить репертуар и сценографию, у них это не особенно получалось.
Первое место в труппе с 1880-х годов занимала Мария Гавриловна Савина. Теляковский печально констатировал: «В Александринском театре уже давно существовало два директора, причем один из них назывался директором императорских театров и тайным советником – и он был действительно “весьма тайным” советником, – другим же директором была умная женщина, совсем не тайная, а явная советница М. Г. Савина. При этом первый директор был фиктивным директором, а вторая – настоящим, значительно более первого опытным, с характером и определенным планом и воззрениями, отлично изучившим как петербургскую публику, так и всю окружающую обстановку, до печати включительно».
Савина властно определяла репертуар, распределение ролей, могла покровительствовать товарищам по сцене, а могла и сживать их со света. Великая характерная актриса, она, словами Власа Дорошевича, представала в разнообразнейших амплуа: как «баба, помещица, аристократка, купчиха, мещанка, актриса, смешная, жалкая, страшная, трогательная, любящая мать, жена, любовница, подросток, старуха, разгульная, религиозная – русская женщина на всех ступенях, при всех поворотах судьбы, во всяких моментах ее трудной жизни».
Самым популярным среди мужской части труппы считался другой ветеран Александринской сцены – Владимир Давыдов. Его товарищ по сцене Юрий Юрьев описывал особенности его игры так: «Отсутствие всякого “переплеска”, никакой напряженности и подчеркивания – все в меру, мягко, тонкими штрихами, но ярко, остро, будто бы все как в жизни, а на самом деле подлинное художественное создание, ничего общего с фотографией». Коронные роли Давыдова в начале XX века – Фамусов, Расплюев, Городничий, Хлынов из «Горячего сердца», чеховский Иванов, Аким во «Власти тьмы». Он умел нравиться любой публике в любого качества драматургии. Если надо – пел русские и цыганские романсы, плясал, комиковал, пародировал, вставлял элементы пантомимы. Всего сыграл на Александринской сцене 547 ролей!
Любимый петербургский комик – Константин Варламов. «Великолепное чудовище нашей сцены, чудовище таланта, оригинальности и своеобразия. Чудовище, талантище, актерище, животище», – писал театральный критик Александр Кугель. Варламова назвали «царем русского смеха». Огромный, тучный, пораженный слоновой болезнью, Варламов играл главным образом сидя. Его главные роли – Большой («Бедность не порок»), Русаков («Не в свои сани не садись»), Грознов («Правда хорошо, а счастье лучше»), Ахов («Не все коту масленица»), Осип, Земляника («Ревизор»), Подколесин («Женитьба»), Муромский («Свадьба Кречинского»), Варравин («Дело»). За 40 лет актер исполнил 1000 ролей, в среднем 25 новых за сезон, играя в сезоне до 140–170 спектаклей, больше всех других актеров.
Постоянная партнерша Варламова, старейшая актриса театра Варвара Стрельская – «комическая старуха». Дмитрий Засосов и Владимир Пызин вспоминали: «Стрельская со своей маленькой круглой фигуркой, со своими мешковатыми щеками, с хитро выглядывающими глазками, с растяжным, чисто российским выговором, в котором появляется иногда забавное пришепетывание и какое-то причмокивание, вызывает нетерпеливую радость галереи и сдержанные улыбки в ложах и партере при первом же своем появлении». Она никогда не играла дам «из общества», ее героини – свахи, купчихи, мещанки, жены мелких чиновников, провинциальные помещицы, домашняя прислуга.
Императорские театры России, к которым принадлежал Александринский, просуществовали до самой революции 1917 года.